Почему?

Уже на протяжении некоторого времени я собирался поделиться с вами своими размышлениями, возникшими в процессе наблюдения за быстро меняющейся международной обстановкой и сопровождающими эти изменения публичными дебатами в Польше и за рубежом. Однако начну с ряда вопросов.

1. Почему полякам сначала нужно услышать от кого-то с Запада о некоем предмете, вещи или наблюдении, чтобы прийти к выводу, что они сами могут начать говорить об этом?

На протяжении всего периода профессиональной жизни, начиная с 1990-х годов, я наблюдаю, что это явление имеет место во многих сферах, включая, конечно же, области стратегии, геополитики, международной политики и безопасности. В вопросах, которыми занимается Strategy&Future, запаздывание польского экспертного сообщества происходит как минимум на два года. Так много времени нужно, чтобы осознать, что, если Запад уже о чем-то говорит на конференциях и обсуждает в процессе дебатов, а также пишет в периодических изданиях, то пора ввести это что-то в дискуссию и у нас. Это происходит таким образом в этом нашем невыносимо коллективном рефлексе, что невозможно говорить об этих вещах, не подвергаясь … ну собственно, чему? Я этого не понимаю. Мой собственный опыт, например, когда много лет назад я начинал разговор о надвигающемся соперничестве между США и Китаем и написал на эту тему книгу в 2015–2016 годах, неоднократно побуждал меня задуматься о феномене неуверенности в себе в польской стратегической культуре.

2. Что есть в нас такого, что мы внутренне согласны с этим, по сути, постколониальным дискурсом, и почему у нас нет достаточной силы и уверенности в наших собственных мыслях и мнениях, несмотря на такую историю и такие стратегические достижения, а также нашу локализацию в этом совершенно уникальном месте на Земле?

Хотел бы, чтобы меня правильно поняли — этот диагноз касается не только нашей элиты, экспертного сообщества, где я знаю, есть прекрасные примеры иного поведения. К сожалению, это касается и широких общественных масс. Я особенно остро это почувствовал в последнее время, читая комментарии на YouTube под видео-интервью S&F с западными экспертами. На самом деле, в том, что они говорили, не было ничего особенно инновационного или новаторского. Между тем, в S&F мы говорим об этих явлениях уже в течение многих лет, прежде чем они стали модными, а также еще до того, как они стали мейнстримом на конференциях на Западе. И я с ужасом констатировал, что только подтверждение «кем-то оттуда», из того «лучшего» западного мира, придает этим мыслям «легитимность» подобно прикосновению волшебной палочки, и подтверждает, что эти мысли имеют право на жизнь. Как будто этот иностранец, желательно из атлантической зоны, является великим волшебником, которого мы слушаем, потому что только он говорит о реальности, и только он ее «авторизует».

3. Почему мы допустили таким образом ситуацию, при которой люди с Запада покровительственно навязывают нам свое мнение, ссылаясь на свое мнимое превосходство в иерархии достоверности и знаний? Почему мы сами практически никогда не говорим ничего оригинального и предпочитаем светить отраженным светом? Между тем, когда эксперты с Запада дискутируют с нами, им достаточно выдвинуть ряд очевидных утверждений без каких-либо серьезных интеллектуальных усилий?

Посмотрите, например, дебаты Новой Конфедерации с профессором Миршаймером (Mearsheimer), который является легендой в своей области. Обратите пожалуйста внимание на то, что западные специалисты не прилагают особых усилий в подобных дискуссиях, не ожидая соответствующего продвинутого уровня. Так будет до тех пор, пока они не наберутся (в ускоренном темпе) уважения во время дебатов, увидев и услышав, что мы тоже читаем, мыслим самостоятельно и поднимаем ключевые структурные вопросы, важные для нас как для отдельного самоуправляющегося субъекта, а не какого-то участка земли на периферии мира. Затем, после первоначального шока, им зачастую нужно активизироваться и наверстывать упущенное.

4. Почему мы принимаем ситуацию, когда нам достаточно «шаблонов», то есть базового набора заезженных лозунгов и банальных пожеланий, произносимых на одном дыхании?

Это сформировало у людей Запада убеждение в том, что они обслуживают нас интеллектуально (а следовательно, также политически и стратегически) одной рукой, то есть не прилагая избыточных усилий. Французы, немцы или американцы подсознательно убеждены (вопрос в том, не имеем ли мы, поляки, такого же убеждения), что мы уступаем им, и что наше мышление более низкого качества и должно быть таковым, потому что мы «отсюда», в то время как они «оттуда», куда мы пока только «стремимся», и это наше «стремление» застилает взор. Между тем знания и независимость мышления вызывают уважение во всем мире, включая близких союзников, друзей, деловых партнеров и т. д. Нет причин не задавать сложные вопросы, возникающие в результате серьезной практической подготовки, широкого кругозора, осознания, глубокого понимания и заботы о наших интересах. Такой подход заставляет западных экспертов, после произнесения первоначальных «шаблонов», вести адекватную дискуссию с поляками. Затем, что интересно, внезапно оказывается, что они читают книги, владеют понятиями и терминами, которые были «неправильными» еще 15 лет назад, когда достижения глобализации и «конец истории» все еще держали нас в стратегической спячке. Только после этого начинается разговор на соответствующем уровне, часто «не для записи».

5. Почему турки или русские, с которыми мы разговариваем в S&F, не имеют такого мнения о себе? Вместо этого они спрашивают нас, почему мы так плохо о себе думаем.

Поэтому адресую это обращение всем нам: давайте наконец отбросим эту невыносимую манеру. Такое неуважение к себе вызывает также презрительное отношение к нам со стороны наших врагов. Именно поэтому русские считают нас недостойными внимания, лишенными характера и свободы воли, а турки недоумевают, какова наша, поляков, цель чтобы быть таковыми.

Тогда почему? Почему мы поступаем так с собой? Почему нам так не хватает уважения к себе и к своим мыслям? Я бы понял, если бы мы сказали, что у нас менее развитая промышленность, худшие изобретения, более низкая капитализация, меньше активов, одним словом, мы хуже с точки зрения материального положения. Хотя все это быстро меняется.

Но почему мы считаем, что мы слабее, медленнее и менее «стратегически» мыслим, и что мы не можем превзойти западных экспертов

в прогнозировании событий?

Как будто бы мы были хуже. Такая позиция слабого имеет огромное влияние на наше общество и нашу страну.

Этот феномен, очевидно, связан с более широким контекстом, возникающим из-за коллизии центр — периферия, другими словами, империй и подчиненных им территорий. К сожалению, на Западе и (в настоящий момент) на Востоке, нас причисляют исключительно к последней категории. Вопрос в том, куда мы сами себя причисляем, кто мы есть в наших собственных глазах?

Занимаясь в течение длительного времени стратегией и геополитикой, принимая участие в бесчисленных конференциях, беседах, встречах и симуляциях в международных группах, мне часто приходилось сталкивался с иностранной, особенно западной, стратегической культурой и мышлением. Именно тогда я болезненно осознал, что на Западе регион Центральной и Восточной Европы не рассматривается в категориях его стратегической независимости, и не принимается во внимание его геополитическая субъектность. Не могу привести примеры книг, посвященных стратегическому положению в нашем регионе в целом, а появляющиеся труды имеют характер либо чисто исторический, либо вспомогательный, зависимый относительно Запада или России, или строго военный, и то в некотором узком, конкретном подходе к проблематике, без учета ценности регионального синтеза.

В связи с этим печальным фактом западные эксперты не принимают во внимание наши стратегические дилеммы, рассматривая нашу территорию или как часть своего лагеря (после 1991 года) или враждебного (до 1991 года), а не как независимый субъект, вступающий в XXI век с растущим потенциалом и прекрасно расположенный в ключевом стратегическом месте в Евразии. В России после 1991 года к нам стали относиться как к региону, находящемуся под стратегической опекой Соединенных Штатов, хотя нас подозревают (вероятно, к сожалению, преувеличивают) в наших собственных скрытых амбициях на всем Балтийско-Черноморском помосте, которые мы хотели бы реализовать за счет России. В свою очередь, Китай, принимая во внимание важность геополитического положения Республики Польша, только изучает нас и в последние годы формирует собственное суждение о том, каким образом разрешаются вопросы, касающиеся нашего региона. Похоже на то, что в последнее время в Пекине пришли к выводу, что эти вопросы решает Германия, а это, в свою очередь, является подтверждением всего написанного мной ранее.

Однако есть множество причин для глубоких размышлений, в полной мере используя наследие Речи Посполитой, анализируя ее интересы, имперскую (давайте не будем бояться этого слова) историю Республики Польша, ее географию и великий, недооцененный в настоящее время геополитический потенциал. Эти факторы «заставляют» расширять горизонты мышления и думать более масштабно, чтобы должным образом обслуживать интересы польского государства. Едва ли не ежедневно мы боремся с культурным, духовным и литературным багажом, а также сталкиваемся с различного рода историческими спорами и противоречиями, возникающими в связи с особым местоположением Республики Польша и непрекращающейся борьбой за ее собственное существование.

В мышлении на тему Польши он, собственно, также ошибался. Вспомните хотя бы, что говорили о нас в 90-х годах XX века и что предсказывали на предмет того, что с нами случится в будущем. Между тем, наше общество, несмотря на свое развитие где-то на периферии Европейской империи и на окраине атлантического мира, и несмотря на высасывание популяционной энергии в направлении центра системы в Лондоне, Париже и Берлине, было в состоянии модернизироваться благодаря своему огромному трудолюбию и смекалке.

Мы все еще не полностью удовлетворены. У нас до сих пор остается удручающее ощущение, что наше государство не отвечает нашим амбициям, а эффективность его институтов явно не поспевает за модернизирующимся на протяжении 30-ти лет обществом. Это вызывает глубокое разочарование. Тем не менее, наше общество, претерпевшее столь глубокую трансформацию, «справилось». Перед нами следующий этап и наступило подходящее время для того, чтобы финализировать этап предыдущий. Меняющийся внешний мир также принуждает нас к изменениям.

На мой взгляд, этот новый этап потребует отказа от нашего оскорбительного мышления о предполагаемом превосходстве Запада во всех областях и о нашей перманентной неполноценности. Хотя преимущество Запада может все еще существовать объективно по материальным причинам, в тоже время мне не понятно, почему оно неизменно и даже хронически должно касаться силы мышления.