Ядерное сигнализирование в российско-украинской войне

В воскресенье, 27 февраля (за день до встречи российской и украинской переговорных групп), президент Владимир Путин заявил о приведении в повышенную готовность ядерных сил Российской Федерации. Стоит отметить, что Путин не уточнил, идет ли речь о стратегических или о нестратегических силах. Это был не первый пример стратегического сигнализирования Кремля, касающийся ядерного оружия, во время продолжающегося кризиса. Еще в конце прошлого года Кремль объявил, что ежегодные стратегические учения ядерных сил «Гром», которые обычно проходят осенью, будут перенесены на февраль.

(Фот. Wikimedia Commons)

Накануне кризиса Кремль воспользовался, как кажется, необдуманным заявлением Владимира Зеленского, который в ходе конференции MSC в Мюнхене заявил, что в условиях агрессии России и отсутствия адекватного ответа со стороны западных стран Киев признает положения Будапештского меморандума такими, которые не имеют обязательной силы, что следует понимать (и именно так это было воспринято Россией) как аннулирование Украиной своего решения об отказе от программы приобретения ядерного оружия. В ответ на слова Зеленского как Путин, так и министр обороны России Сергей Шойгу отреагировали более или менее откровенными угрозами, связанными с ощущением торпедирования безопасности России и необходимостью «реагировать на реальную опасность в случае приобретения Украиной оружия массового поражения». Стоит отметить, что слова Путина относились не только к ядерному оружию, но также и к химическому и биологическому, что представляется важным в контексте гипотетических попыток Украины не отставать от России на эскалационной лестнице. Президент России попытался оправдать свои опасения, заявив, что не считает украинские угрозы пустыми и что Киев «обладает значительными компетенциями» в области технологий, необходимых для создания ядерного оружия.

 

Заявление Путина в понедельник очевидно было адресовано также и Западу, который «может помочь Украине получить такое оружие, создавая очередную угрозу для нашей страны». Наконец, в своем выступлении, которое по сути было объявлением войны Украине, Путин сделал еще одно предупреждение, направленное на сдерживание стран Запада от потенциального участия в украинском конфликте, заявив, что «Россия остается одной из самых мощных ядерных держав» а также что «она имеет преимущество в некоторых важнейших современных видах вооружений (…) никто не должен питать иллюзий, что любой потенциальный агрессор потерпит поражение и ощутит ужасные последствия, если попытается напасть на нашу страну». В пятницу в СМИ была опубликована видеозапись, сделанная по словам некоторых обозревателей в районе Московской окружной, на которой запечатлен российский стратегический ракетный комплекс с твердотопливной межконтинентальной баллистической ракетой PC-24 «Ярс», способной нести ядерный заряд. Наконец, в воскресенье по всему миру распространилась упомянутая выше информация о повышении состояния боевой готовности российских ядерных сил.

 

Действия России не должны вызывать удивления в мире как с точки зрения российской декларативной политики (сформулированной в опубликованном 2 июня 2020 года документе «Основы государственной политики Российской Федерации в области ядерного сдерживания»), предыдущих действий России (например, после присоединения Крыма) так и публичных выступлений представителей кремлевской администрации. Россия, начиная с 1990-х годов, когда она отказалась от обязывающего с советских времен принципа неприменения ядерного оружия первой (NFU, no first use), последовательно развивала свои возможности в области нестратегического (предельно кратко можно его охарактеризовать как оружие малой дальности и ограниченной мощности взрыва) ядерного оружия; со временем концепция применения этого оружия на Западе была квалифицирована как доктрина ядерной деэскалации (ang. escalate to deescalate). Как мы отмечали в разделе рапорта «Армия Нового Образца», посвященном проблеме управления динамикой эскалации и российскими ядерными угрозами, эта доктрина предусматривает, что «россияне могут принять решение об использовании ядерного оружия для закрепления территориальных или политических завоеваний, достигнутых в ходе быстрой, в течение нескольких дней или максимум одной-двух недель, военной кампании. Или они также могут попытаться завершить конфликт на приемлемых для себя условиях в тот момент, когда в ходе неудачной кампании поражение становится реальным, что делает невозможным достижение Кремлем своих военных целей. Тогда россияне могут воспользоваться угрозой использования доктрины ядерной деэскалации, чтобы сигнализировать американцам об опасности неконтролируемой эскалации в случае продолжения боевых действий».

 

В разделе рапорта «Армия Нового Образца», посвященной ядерной эскалации, мы констатируем, что характерной особенностью российских угроз применения ядерного оружия в парадигме ядерной деэскалации является то, что они не направлены против страны, относительно которой оно потенциально может быть применено, но прежде всего против его (имеющего ядерное оружие) покровителя — как правило, Соединенных Штатов. Эта концепция основывается на том, что угроза применения Москвой ядерного оружия должна заставить Запад быть готовым пойти на уступки россиянам, в случае отсутствия таковых, в качестве альтернативы, может произойти ядерный конфликт — изначально ограниченный, но с риском неконтролируемой эскалации в случае, если Запад «не отступит». Угрожая применением ядерного оружия в ходе обычного конфликта, россияне преднамеренно и сознательно представляют себя государством, готовым привести к асимметричной и, возможно, неконтролируемой эскалации. Суть российской стратегии ядерной деэскалации — и, следовательно, ее готовности «вступить» в ограниченную ядерную войну — заключается в том, что Томас Шеллинг (ThomasSchelling) однажды назвал «конкуренцией в принятии рисков» (competition in risk taking), где риском является опасность возникновения неконтролируемой эскалации. Россияне верят, что смогут одержать победу в этом соревновании, потому что ставки для них выше, чем для западных стран, и, таким образом, перед лицом российских угроз, которые могут привести к катастрофическому полноценному обмену ядерными ударами, западным столицам придется сказать «пас».

 

Стоит отметить, что этот расчет не относится к стране, ставшей жертвой российской агрессии. Если ставка в игре с Россией — дальнейшее существование государственности (и сохранение дееспособных структур государства, подвергшегося нападению), то сдерживающий потенциал российских угроз ограничен. В отличие от Запада, жертва агрессии может быть готова к тому, чтобы проверить не блефуют ли случайно россияне, особенно если есть основания так полагать. Такую толерантность к риску продемонстрировали украинцы во время текущего конфликта; вскоре после того, как Россия повысила уровень ядерной готовности, министр иностранных дел Украины Дмитрий Кулеба заявил, что это «попытка поднять ставки и оказать давление на украинскую делегацию», и что возможное применение Россией ядерного оружия «станет катастрофой» для мира, но нас не сломит». Таким образом, Кулеба дал понять, что россияне, посредством угроз применить ядерное оружие, пытавшиеся заставить украинцев деэскалировать конфликт и принять некоторые из их требований, потерпели неудачу. Его слова также подразумевали, что, если бы Москва пошла бы на этот шаг, ей пришлось бы применить ядерное оружие не один раз.

 

Однако здесь возникает проблема, поскольку, хотя Украина и сигнализирует о своей готовности проверить российский блеф (или даже продолжать борьбу в маловероятном сценарии реализации Россией ее угроз), есть основания подозревать, что американцы — по понятным причинам — могут не проявить такую же толерантность к риску, что и украинцы. В связи с этим существует опасность, что американцы, если они все же серьезно отнесутся к российским угрозам, могут в каком-то смысле стать инструментом в руках россиян, и, опасаясь, что Москва применит ядерное оружие, они начнут давить на украинцев, чтобы те приняли хотя бы часть условий, навязываемых Кремлем. Роль давления со стороны Запада нельзя игнорировать; похоже, что именно под давлением США и западноевропейских партнеров было принято решение о том, чтобы Украина не отдавала приказ о всеобщей мобилизации до момента начала конфликта, что в результате существенно повлияло на способность украинских вооруженных сил противостоять российским войскам. Поэтому важным вопросом будет восприимчивость руководства украинского государства к давлению Вашингтона, Лондона, Берлина или Парижа. Однако на данный момент Белый дом, похоже, очень сдержан в отношении российских попыток сигнализирования; президент США Джо Байден (Joe Biden) в ответ на вопрос «Должны ли американцы бояться ядерной войны», заданный ему во время воскресной речи, без колебаний ответил: «Нет». В то же время пресс-секретарь Белого дома Джен Псаки (Jen Psaki) заявила на брифинге для прессы, что Соединенные Штаты «не видят никаких оснований для повышения боевой готовности» собственных ядерных сил.

 

Автор по-прежнему скептически относится к возможности применения Россией ядерного оружия в ходе текущего конфликта. Во-первых, Украина является гораздо более слабой страной, не имеющей возможности проецировать силу относительно Москвы и не обладающей ядерным оружием; применение против нее ядерного оружия было бы крайне непропорциональной реакцией и — с точки зрения взаимодействия с Кремлем на международной арене — иррациональной. Нет сомнений в том, что в результате нарушения Россией ядерного табу (и это в ходе агрессивной войны) не только Западу, но, например, Китаю и Индии пришлось бы произвести как минимум глубокое переосмысление и анализ прибылей и убытков, связанных с продолжением сотрудничества с Кремлем, и, вероятно, результатом этого анализа было бы существенное и далеко идущее ограничение такого сотрудничества с Москвой. Во-вторых, хотя может показаться, что в результате провального хода кампании в Украине и последовавшими за ней западными санкциями Россия уже стала изгоем на международной арене, автор статьи считает, что применение Россией ядерного оружия против Украины в целях деэскалации будет иметь последствия гораздо более серьезные, чем те, с которыми Москве приходится иметь дело сегодня.

 

Представляется, что западные санкции были введены так внезапно, пропуская при этом сразу несколько ступеней на эскалационной лестнице (еще в четверг 24 февраля санкции, введенные США и ЕС против России, были еще достаточно символическими), что это заставляет задуматься: они были в меньшей мере плодом холодного расчета, а в большей степени результатом эмоциональной реакции и следствием огромного социального давления, вызванного восприятием кризиса обществами западных стран. Это, в свою очередь, может означать, что с постепенным угасанием эмоций в обществе и среди руководства западных стран (что неизбежно наступит), последствия этих санкций, такие как полноценное выталкивание России в орбиту Китая или стремительно растущие цены на энергоносители и сопровождающая их инфляция, заставят западных лидеров ослабить эти санкции хотя бы частично. Однако применение ядерного оружия сделает невозможным подобного рода действия, навсегда низведя Россию до статуса государства-изгоя. Наконец, хотя на Украину не распространяются гарантии безопасности со стороны Соединенных Штатов или других ядерных держав, Россия должна осознавать, что при применении ядерного оружия, возможно многократного, возрастает реальный риск (в результате ошибки, неправильного расчета или технических неточностей) неконтролируемого обмена ядерными ударами с другими ядерными державами.

 

Россияне могут — и, скорее всего, попытаются — продолжить высылать свои стратегические сигналы, когда их попытки оказать давление на Украину потерпят неудачу, а американцы и европейцы не захотят или не смогут убедить Киев вступить в переговоры и принять, хотя бы частично, российских требования. Если это все-таки произойдет, то можно представить себе последующие выступления Путина и/или других представителей российского правительства (Герасимова, Шойгу), в которых будут сформулированы угрозы в адрес Украины и Запада. Сами россияне могут также культивировать нарратив, согласно которому Владимир Путин становится все более непредсказуемым и безрассудным в отношении того, как обстоят дела в Украине; такая стратегия была предпринята администрацией Ричарда Никсона (Richard Nixon) на рубеже 60-х и 70-х годов прошлого столетия. В то время инсайдеры американской администрации производили представителям Москвы «вбросы», в которых формировалась гипотеза, что Никсон «это сумасшедший, одержимый коммунизмом (…) мы не можем его остановить, он сошел с ума и держится палец на ядерной кнопке». «Безумец Никсон» был классическим примером ядерного „brinkmanship” — то есть балансирования на грани с целью убедить противника в готовности предпринять шаги в направлении неконтролируемой эскалации; Северная Корея в наши дни превратила этот метод в искусство. Возможно, россияне также будут осуществлять сигнализирование в сторону США, заключающееся в дальнейшем повышении степени готовности, рассредоточении ядерных сил и загрузке боеголовок на средства доставки. В более экстремальных сценариях также возможно проведение Россией испытаний ядерного оружия, что, однако, нарушило бы положения договора PTBT (Договор о запрещении ядерных испытаний), но такой поворот событий представляется маловероятным.

 

Во вторник 1 марта, непосредственно перед публикацией данного текста, российские СМИ сообщили о содержании доклада, переданного президенту Путину министром обороны России Сергеем Шойгу, относительно приказа, изданного в предыдущее воскресенье. Шойгу проинформировал Путина о том, что «в соответствии с его приказом, дежурные смены пунктов управления Ракетных войск стратегического назначения, Северного и Тихоокеанского флотов, командования дальней авиации приступили к несению боевого дежурства усиленным составом». Нет ни малейшего сомнения, что это элемент стратегического сигнализирования. О его непосредственном влиянии и значении можно спорить, однако автор считает, что из этого сообщения можно сделать два вывода. Во-первых, Шойгу уточнил, что воскресный приказ Владимира Путина касается именно стратегических ядерных сил России, а не нестратегических или касается одновременно стратегических и нестратегических сил. Эта существенная информация, поскольку обычно предполагается, что при реализации доктрины escalate to de-escalate Россия сначала применит нестратегическое ядерное оружие (NSNW, non-strategicnuclear weapons). Во-вторых, коммюнике Шойгу, как кажется, предполагает, что повышение боеготовности означало увеличение численности личного состава на боевом дежурстве, но не предусматривало эскалационных действий со стороны России, таких как, например, рассредоточение мобильных пусковых установок межконтинентальных баллистических ракет, размещение ядерного оружия на борту стратегических бомбардировщиков или также загрузку боеголовок на средства доставки.

 

 

 

Перевод — Руслан Сивопляс.

Загрузки
pdf
Ядерное сигнализирование в российско-украинской войне
Autor Albert Świdziński
Директор по анализу в Strategy&Future.
Этот сайт использует cookies. Продолжая использовать сайт, вы соглашаетесь с нашей Политикой Конфиденциальности. Polityką Prywatności.