Статья автора — это скорее статья-вызов к дискуссии в польском интеллектуальном и политическом обществе относительно будущего Беларуси и польской восточной политики в целом. Автор критикует положение дел в польской стратегической мысли касательно будущего Польши и нежелание ни политической, ни интеллектуальной элиты выйти на новый уровень, более высокий и амбициозный. Будет ли Польша сидеть за столом переговоров о будущем Восточной Европы или той же Беларуси?
В Беларуси — серьезный кризис. Мы, в основном, знаем фактическую ситуацию
поверхностно. Гораздо труднее распознать реальные структурные силы, которые имеют влияние на события и воздействуют на политику, а также на направление, в котором пойдет Беларусь.
По существу, на основе белорусского казуса сейчас решается судьба статуса всего нашего региона, его безопасности и будущего, в частности, в контексте европейского континентального проекта и имперских амбиций России.
Есть два метода прогнозирования событий. На мой субъективный взгляд, это: ошибочный метод и эффективный метод.
Ошибочный метод — это тот, который предлагает прислушиваться исключительно к тому, что говорят политики, и принимать во внимание личные взаимоотношения между ними. Использование этого метода базируется на декларируемых публично намерениях или предполагаемых действиях.
Этот метод не предвидит будущих событий, но заставляет бояться синтеза и твердых прогнозов. С другой стороны, он знает все имена, характеризуется казуистикой, знает, кто из какой партии и какие круги представляет. Это фактически ошибочный метод, потому что люди (и политики, в частности) лгут, часто ошибаются, очень часто не понимают, что происходит, манипулируют, хотят кому-то понравиться или просто плыть по течению. У них есть собственная повестка дня, и они преследуют свои собственные интересы, часто скрытые.
Такой анализ напоминает сплетни или болтовню на дядиных именинах, имея мало общего с реальной политикой. Он в первую очередь «шаткий», хотя бы потому, что даже самые искренние человеческие намерения могут измениться за одну ночь, в то время как реальные возможности и структурные силы имеют значение.
Второй метод, тот который эффективный, сфокусирован на понимание структурных сил, реальных возможностей (а не намерений), которые управляют экономикой и государством, и, следовательно, его политикой. Политики — только послушные агенты этих сил, или, если угодно, их исполнители, потому что они должны «вписаться» в них. Часто они начинают понимать пределы своих возможностей уже на следующий день после вступления в должность. Тогда появляется вопрос в том, как объяснить это людям, которые им поверили. Особенно это касается народных трибунов (tribunus plebis), которые приходят к власти под влиянием уличных порывов. Такова природа политики и ее отвратительное лицо.
Вопреки представлениям среднестатистического избирателя, эти силы являются структурными и оказывают такое мощное влияние на руководителей, что у них действительно мало свободы при принятии решений. Государственные деятели отличаются тем, что в узком пространстве для маневра они могут изменить существующую систему структурных сил, трансформируя их таким образом, чтобы они могли лучше служить интересам государства, о котором имеют повинность заботиться.
Вот почему у нас так часто складывается впечатление, что политики обещают нам звезды с небес. В реальности их действия обусловлены структурными силами. В противном случае они потеряют влияние, потратив зря свою политическую карьеру. Конец будет горьким, если не жестоким.
Такое государство, как Беларусь, имеет свой собственный ландшафт структурных сил, которые им управляют. Лукашенко до сих пор успешно их уравновешивал, сохраняя тем самым то, что принято называть «власть». Вокруг структурных сил функционируют реальные «мышцы и связки» государства, которые превращаются в «рычаги» для повседневной деятельности в политике, иначе называемые, особенно на Востоке, «активами».
Польша не имеет принципиально важных активов в структурных силах в Беларуси, поэтому она использует инструмент «общечеловеческих ценностей» как метод вывода Беларуси из орбиты российского влияния. Как бы неоднозначно это ни звучало с моральной точки зрения, это является фактом. Независимо от того, что мы думаем об этом, элиты западных держав подозревают, что мы используем риторику ценностей инструментально, потому что мы слабы и не имеем иных активов (рычагов). Россияне в этом абсолютно уверены, о чем недавно напрямую заявил глава российского МИД-а.
Аргументы «о ценностях» в международной политике, если они и эффективны, то лишь незначительно. В случае с Беларусью, они действуют в качестве импульса, способа для стимулирования людей, поскольку многие там, вероятно, хотят жить лучше и свободнее, богаче и без «русского кнута».
Но мышцы и связки власти так не работают. В частности, именно структурные силы Беларуси детерминируют ее социально-экономическую модель. Она состоит из сырья, финансовых потоков, кредитов, экспорта, импорта, коммуникаций с миром и рынками, внутренних и внешних цепочек поставок, а также распределения задач в промышленности и сельском хозяйстве. И «обслуживают» ее конкретные люди, которые получают от этого доход и вклад в свои собственные сферы деятельности.
Маккиндер (Mackinder) называл это «Going Concern». А модель, создающая «инфраструктуру взаимоотношений» у нашего восточного соседа, геостратегически ориентирована в первую очередь на Россию. Это дает России доступ к реальным активам белорусской политики, к связкам и мышцам государства, к стратегическим потокам, генерируемым установленной моделью, и, следовательно, также к бизнесу и секретным службам, которые «облепливают» инфраструктуру взаимоотношений в поисках доходов и влияния, особенно на Востоке. В такой стране, как Беларусь, это делают крайне жестко.
К этому можно добавить русский язык и культуру, Великую Отечественную войну, смешанные браки и многие другие «мягкие» элементы влияния России на нашего соседа.
В сегменте безопасности у России есть также много активов благодаря своим людям в офицерском корпусе и системе управления; есть общие базы и учения, которые могут стать рычагами политического давления и даже непосредственной реализации российской политики, если возникнет такая необходимость.
Лукашенко это знает, и поэтому, когда он испугался улицы, он без всяких сомнений показал, что хочет опираться на Россию и ее вооруженные силы, чтобы остаться у власти (и, возможно, живым). Как говорил Бисмарк (Bismarck), каждое представление в театре заканчивается в 23 часа. Хорошо видно, какое геостратегическое направление до сих пор связывало и далее связывает Беларусь. И изменить его непросто,
несмотря на понятный порыв людей, вышедших
на улицы белорусских городов
Несмотря на наличие множества активов, у России, однако, есть проблема. Для реализации интеграционного плана для постсоветского пространства было бы хорошо не иметь настроенного против Москвы населения. Тем временем люди выходят на улицы. Более того, когда забастовали рабочие крупных заводов, они стали создавать стачечные комитеты, которые являются существенной политической и движущей силой, потому что они относятся к реальным связкам и мышцам организма государства.
Россия стоит перед дилеммой: как удержать своего человека у власти, который является гарантом геостратегической ориентации и неизменной «инфраструктуры взаимоотношений» (но это не обязательно означает, что речь идет о Лукашенко; следовательно, может произойти дворцовый переворот; Россия была бы исполнителем и гарантом трансформации, а Запад из-за доминирования российских активов безусловно согласился бы на это), сохранив свои активы и в то же время достигнув цели: со временем углубить интеграцию, не вызывая антагонизма в обществе.
В то же время Россия хочет, чтобы Запад признал Беларусь российской сферой привилегированного влияния. По большей части западные лидеры (по крайней мере, пока) именно так и поступают. И этого было бы достаточно на тему о том, отстаивает ли Запад интересы Республики Польша в области восточной политики.
В последние дни очень поучительным был обмен мнениями между представителями элит государств Западной Европы и аналитиками из нашей части Европы. Для многих в нашей части мира этот урок следует запомнить. Что ж, последние 30 лет солнечной погоды закончились, и принципы геополитики снова господствуют в международных отношениях, хотя это нам в Центральной и Восточной Европе инстинктивно не нравится, потому что оказывается, что „большие
делают то, что могут, а маленькие — то, что должны”.
Если только маленькие (или средние) не изменят свой статус…
Государства Балтийско-Черноморского помоста перед лицом кризиса в Беларуси действуют иначе, чем Франция и Германия, но у них нет рычагов воздействия, чтобы проводить свою собственную политику. Единственный рычаг — это порыв восставшего белорусского общества. Это будет звучать грубо, но этого недостаточно.
В таких вопросах решающее значение имеет баланс сил, который должен измениться, чтобы изменился статус Беларуси. А для россиян статус Беларуси слишком важен. На Западе считают, что Россия была бы даже готова к войне для удержания статуса Беларуси, в отличие от Запада. Страны нашего региона в глазах Западной Европы слишком слабы, поэтому они не являются предметом международной политики, так как они не выступают в качестве экспортеров безопасности и не могут повлиять на статус Беларуси, если изменение этого статуса нежелательно для державы, готовой к войне по этому поводу.
Не говоря уже о доминировании других российских активов в Беларуси.
Эта констатация должна стать поворотным моментом для Польши в мышлении о:
— нашей собственной безопасности в Европе, в том числе в контексте консолидации европейского проекта,
— о нашей политике в отношении Востока,
-о силе и статусе нашего региона.
В случае дальнейшего нарушения порядка, известного нам за последние 30 лет и уже видимых симптомов «концерта держав», который мы наблюдаем в исполнении Германии и Франции, проявляющихся в навязывании вариантов решения вопросов Балтийско-Черноморского помоста в нарушение стремлений государств к единству и консолидации помоста и обособленности всех его элементов от России, это может привести к дезинтеграции общих целей европейской политики, так как этот вопрос будет касаться жизненных интересов Польши, которая видит, что ее интересы не обслуживаются.
Следует заметить, что теряется не только Беларусь, но и статус безопасности Варшавы отличается от статуса безопасности Парижа, который де-факто бессилен в нашем регионе, опасаясь конфронтации относительно Беларуси с Россией и ее военной мощью. Это, собственно, все, что можно было бы сказать о гарантиях безопасности консолидирующегося европейского проекта.
Это должен быть последний сигнал тревоги для Варшавы, предупреждающий о том, что мы можем рассчитывать только на собственные вооруженные силы, особенно в случае консолидации континентального проекта, так как любые чужие гарантии будут иллюзорными. При всех оговорках и сомнениях лучше всего смотрятся американские гарантии, потому что у американцев есть реальные вооруженные силы, хотя они далеко от нас и не имеют здесь центра тяжести. Поскольку русские не уверены в контроле эскалационной лестницы относительно американцев в случае кризиса, при этом видно, что в отношении европейцев у них не будет таких сомнений. Случай с Беларусью и то, как нас трактуют Франция и Германия, ясно показывает это.
Отсутствие единства в европейской политике по отношению к нашим восточным соседям подталкивает Варшаву на путь конфронтации с политикой Франции или Германии в случае их нежелания обслуживать интересы стран Балтийско-Черноморского помоста или, что еще хуже, в ситуации готовности прийти к соглашению с Россией и разделить сферы влияния, к чему последовательно стремится Москва.
В то же время это будет побуждать державы из-за пределов региона (очевидно США, возможно в будущем Китай, а также Турцию) вмешиваться в дела помоста, чтобы противостоять все более активной политике России и Германии на помосте, где аккумулируются растущие стратегические потоки в Евразии и напряженность в структуре безопасности.
Цена этой напряженности между великими державами чаще всего оплачивается прифронтовыми народами и периферийными государственными организмами, расположенными вдали от центров принятия решений в Берлине, Москве, Пекине или Вашингтоне. В том числе за счет нас и других стран региона, если только мы не создадим зону нашей собственной субъектности между Балтийским, Черным и Адриатическим морями, которая не будет импортером безопасности и, следовательно, в создаваемом новом порядке, она не будет клиентской зоной, зависящей от ядра консолидирующейся Европы с точки зрения безопасности. Или же мы откажемся от этих амбиций, потому что решим, что не можем позволить себе собственное государство.
Но этого все еще недостаточно. Какие гарантии безопасности предоставят нам Германия и Франция перед Россией, если они уступают ей в Беларуси из-за якобы контролируемой Россией лестницы эскалации кризиса? Россия может пойти еще дальше и потребовать для себя то, чего захочет — например, нашей субъектности или жизненных интересов – к примеру, свободы коммуникации на Балтийском море.
Можно помечтать о том, что произошло бы, если бы, помимо протестующего общества, мы имели активы в виде мышц и связок. Тогда мы были бы стороной, участвующей в принятии решений о будущем Беларуси. Хотя бы, потому что у нас был бы большой бизнес с Беларусью, и она была бы зависима от Польши, например, с точки зрения импорта продуктов питания или экспорта электроэнергии, доступа к морю и речным коммуникационным сетям, экспорта селитры или доступа белорусских тракторов к нашему сельскохозяйственному рынку.
Если бы мы еще, к тому же, имели вооруженные силы, способные поколебать российскую уверенность в контроле над эскалационной лестницей, западным странам пришлось бы сидеть с нами за одним столом во время переговоров с Россией о будущем Беларуси, потому что тогда калькуляции наших оппонентов и союзников были бы совершенно иными. Представим себе, какое это могло бы иметь значение, когда между Россией, Францией и Германией принимаются решения о трансформации Беларуси, в том числе о ее социально-экономической модели. В стране, где фабрики и заводы в большинстве принадлежат государству и, следовательно, будут подвергаться «реструктуризации собственности».
Будем наблюдать за тем, что происходит с трещинами в аппарате власти (первые уже видны), с потенциальным дворцовым переворотом (и движениями российских спецслужб, движениями военных, действиями всякого рода зеленых человечков, которые будут все это прикрывать под разными красивыми и очень легальными наименованиями).
Многое зависит от позиции США (до сих пор очень пассивной), Германии и Франции. На данный момент — как и можно было предвидеть — в Берлине и Париже считают Беларусь сферой интересов России, хотя бизнес уже наверняка посылает в Париж и Берлин сигналы о своем желании принять участие в белорусской «трансформации» к свободному рынку. Американцы также серьезно опасаются, что россияне могут направить войска в Минск, Брест и Гродно, усложняя таким образом ситуацию с безопасностью на восточном фланге НАТО, поэтому они будут придерживать Варшаву, если она действительно хотела бы предпринять жесткие шаги.
Давайте также будем очень бдительными и не позволим спровоцировать себя какими-либо военными демонстрациями, которые Лукашенко с готовностью использует, чтобы пригласить Россию к интервенции. Русские сделают это из опасения, что Беларусь выпадет из их колоды, хотя этот сценарий для них очень невыгоден.
Было бы совершенно иначе, если бы мы имели собственную боеспособную армию и реальные политические активы в Беларуси, тогда бы Лукашенко калькулировал бы по-другому во всей этой игре. Но мы этого не имеем, и поэтому должны действовать консервативно.
Однако нельзя исключить, что будет предложен какой-либо переговорный формат о белорусской трансформации под наблюдением Запада (очевидно, Франции и Германии) и России. Польша и страны региона должны в этом участвовать, хотя Россия будет категорически против этого. Это будет тестированием нашей политики (и нашей силы) и долгосрочных намерений Запада в отношении нашей субъектности. Если нас не пригласят, это станет доказательством того, что на Западе к нам не относятся как к субъекту, а сами хотят регулировать вопросы этого региона. Российские намерения нам тестировать не нужно,
мы их знаем досконально.
Наша позиция будет ревизионистской и будет равносильна отказу от «стратегической сдержанности» последних 30 лет. Это станет шоком для западных элит. Она будет напоминать более деликатную версию доктрины Монро, на этот раз в ее польском издании, резонирующую с постулатами Адольфа Бохенского (Adolf Bocheński) перед войной. Если бы он жил и видел, что сейчас происходит в мире …
Напомним себе для дальнейших рассуждений постулаты Бохенского о польской доктрине Монро. Они могут пригодиться.
Их нужно будет творчески развить, посредством создания в Польше реальных инструментов политики на Востоке, которые сделают возможным ее воссоздание, а затем и акцептацию Германией и Францией. Нет сомнений в том, что это потребует взлома французских инструментов и в целом статуса Франции как более слабого, в сравнении с Германией, игрока в нашем регионе.
Мы должны выбрать только место и время конфронтации с Францией и непреклонно это реализовывать. Во время этой операции наша рука не должна дрогнуть. Тогда мы изменим статус Польши и региона, а потом придет время встретиться лицом к лицу с Россией, которая к тому времени будет знать, что мы делаем и что это опасно для нее.
Не будем питать иллюзий: наше противостояние с Россией на пространствах между Польшей и Россией всегда было направлено на установление преимущества, а не на добрососедские отношения. Мерошевский (Mieroszewski) писал: «Кажется, что, хотя русские всегда недооценивали украинцев и до сих пор недооценивают их, они всегда переоценивали и до сих пор переоценивают поляков. Они всегда видят в нас активных или только потенциальных соперников — но всегда соперников».
Литвинов говорил о возрождении Польской империи XVI и XVII веков, что мы находим комичным, но для Литвинова, в отличие от нас, век XX был продолжением XVI и XVII веков, с такой же традиционной проблематикой, не исключая и польскую проблематику. Подобно, как и цари — Сталин, Литвинов и Брежнев верили и верят, что на пространствах ULB (Украина, Литва, Беларусь) могут доминировать или поляки или русские.
Далее Мерошевский писал: «Преимущество русских было подтверждено ИСТОРИЕЙ, которая обратила наши сражения и восстания в крах. Но большинство поляков не верят, что мы когда-либо сможем получить преимущество перед Россией, и порождение этого неверия — сателлитный менталитет и сервилизм. Можно добавить, к сожалению, прочно укоренившиеся у поляков».
Еще более фантастически звучало утверждение Мерошевского о возможности оттеснить Россию на линии от Пшемышля до Смоленска. И все же после 1991 года де-факто это произошло.
Юзеф Пилсудский (Józef Piłsudski) после восстановления независимости утверждал, что для польской политики на Востоке есть пространство для маневра, в реализации федеративной концепции и в других действиях, имеющих своей целью создание инструментов давления и политического влияния.
Именно в восточной буферной сфере, потому что туда инструменты западной политики не досягают или там не эффективны, и поэтому западные государства должны в этом регионе считаться с Польшей.
В характерных для себя непристойных выражениях, Пилсудский оценивал политику Польши в отношении Запада, в которой вышеуказанные рекомендации не были бы реализованы. Такая политика делала бы нас подчиненными во всех направлениях и вторичными по отношению к воле тогдашних западных держав. Это лишало бы нас субъектности и вынуждало нас принять волю мировых держав, находящихся за пределами нашего региона, что ограничивало нашу область безопасности, но также ослабляло перспективы развития нашего бизнеса и возможности для нашей рыночной и финансовой экспансии.
Резюмируя рекомендации Пилсудского: на западе континента мы были никем, в то время как на востоке мы были кем-то и нужно за этим следить.
Забавно, что Франция разговаривает с Россией о нашем регионе, не имея тут каких-либо существенных инструментов политического давления. Просто в Париже (и в других местах) привыкли к тому, что Польша, сосредоточенная последние 30 лет на своей стратегической сдержанности, не имеет реальных рычагов воздействия на политику в отношении Востока.
Таким образом, нам предстоит игра с Францией за статус. Статус целого региона. Польша является его лидером благодаря своему потенциалу. Требуется мудрое руководство, которое реализовало бы такую операцию.
Это также критически важно для будущего независимой от России Беларуси и для самоопределения белорусского общества, да и просто для жизни без русского кнута.
